Ирина Кург, педагог
Ярчайшим из недоумений моего школьного детства были уроки эстонского языка. Предмет начался во втором классе, и как можно требовать от учеников уже через две недели что-то прочитать, перевести и 
ответить на вопросы, отпечаталось в моей голове огненным лозунгом: В УЧИЛКИ ЭСТОНСКОГО ИЛИ ПЕНИЯ – НИ-ЗА-ЧТО!!!
Сталинских времен я не застала, но о позднем СССР могу заявить точно: все те ущемления – рай по сравнению с тем беспределом, что творится у нас здесь и сейчас. Тогда была просто тянущаяся безнадега, сейчас же у людей реальный страх перед завтрашним днем. Социальное раздавлено национальным.
Застала же я процесс русификации национальных окраин, в том числе и Эстонии. На протяжении всех советских лет качеству обучения эстонскому языку не уделялось внимания. Никакого заговора лесных братьев с их городскими сестрами тут не было. Не скрывали они героически секрета непостижимости эстонского языка от некультурных оккупантов. Просто все бездельники от эстонской филологии, как мухи на мед, весь советский период слетались именно в ту нишу, где позволено было бить баклуши. Именно поэтому нашу независимость и изменение языковой политики мы встретили с нулевой методической базой.
Поначалу был реальный шанс честно эту базу развивать. В частности, был озабочен собственной судьбой и искал решения тогда еще существовавший в министерстве отдел русского образования. Прежде всего, в Москву в знаменитую тогда школу Китайгородской послали обучаться трех преподавателей. Освоить методику смогла только одна, Наталия Жураковская. В результате интриг обиженных конкуренток все карьерные возможности Жураковской были перекрыты.
Второй раз отдел русского образования воспрял духом, когда дама из параллельной реальности, начальница по преподаванию русского языка эстонцам, принесла им перспективную рукопись. В отделе поняли, что это именно то, что надо, но попросили эту рукопись развить и доработать. Дама не вернулась: не смогла развить и доработать украденное. Зато смогла, бессистемно навыдирав из рукописи кусков, издать и продать в школах изрядное количество рабочих тетрадей. Даже издательство свое открыла. А позже, уже в Лондоне, замутила что-то и для иностранцев.
Это был последний шанс, отдел русского образования был закрыт. Когда через 10 лет в беседе с человеком, когда-то ожидавшим той доработанной рукописи, я спросила, нельзя ли начать все по новой, ответ был один: поздно, мы уже по ту сторону баррикад, на новых хороших должностях, боимся и вспоминать о той безработице и добровольно обратно не вернемся.
Вот так. А далее окончательно сформировалась и надолго воцарилась «интеграция»….